Онлайн чтение книги Загадочные события во Франчесе
14

Тетя Лин еще больше огорчилась, узнав, что завтра Роберту нужно раньше идти на работу, и он будет завтракать в 7.45. Для нее это был еще один признак упадка, виной которому — история во Франчесе. Одно дело завтракать так рано, чтобы не опоздать на поезд или деловую встречу, или на похороны клиента. И совсем другое — чтобы идти на работу в такой ранний час, как посыльный мальчишка, — это совсем никуда не годится и вообще недостойно Блэров.

Роберт шел по залитой солнцем улице, еще пустынной в этот час, с закрытыми ставнями, и улыбался. Он всегда любил утренние часы и считал, что в это время Милфорд особенно красив: в лучах утреннего солнца розовые, коричневые и кремовые тона сливались, лаская глаз, в идиллическую картину. Весна подходила к концу, от нагретых на солнце камней тротуара в еще прохладный воздух поднималось тепло, подстриженные липы стояли в полном цвету. Вот-вот наступит лето, и станут короче ночи, с благодарностью подумал он, вспомнив двух одиноких женщин во Франчесе. А может, если повезет, к лету с них будет снято обвинение, и их дом больше не будет осажденной крепостью.

У закрытой двери конторы стоял, подпирая косяк, высокий худой седой человек — казалось, он состоит из одних костей, без малейшего признака живота.

— Доброе утро, — сказал Роберт. — Чем могу быть полезен?

— Доброе утро, — ответил седой мужчина. — Это я могу быть вам полезен.

— Вы мне?

— Я так понял из телеграммы. Ведь вы мистер Блэр?

— Как, вы уже приехали? — изумился Роберт.

— Здесь недалеко, — просто сказал он.

— Проходите, — сказал Роберт, стараясь соответствовать немногословности мистера Рамсдена.

— Вы завтракали? — спросил Роберт, отпирая письменный стол.

— Да, яичницей с ветчиной в «Белом олене».

— Я очень рад, что вы сами смогли приехать.

— Я только что закончил одно дело. А Кевин Макдермот делал мне много хорошего.

Да, Кевин, несмотря на свою внешнюю колючесть и сверхзанятость, всегда находил время и способ помочь тем, кто этого заслуживает. В отличие от епископа ларборского, который предпочитает помогать тем, кто этого не заслуживает.

— Пожалуй, для начала ознакомьтесь с этим заявлением, — Роберт протянул Рамсдену копию заявления Бетти Кейн в полицию, — а потом я введу вас в курс дела.

Рамсден взял машинописный текст, сел в кресло для посетителей (вернее, сложился пополам) и полностью отключился, так же, как и Кевин тогда у себя в Лондоне. Позавидовав их способности сосредоточиваться, Роберт принялся за работу.

— Слушаю вас, мистер Блэр. — подал голос Рамсден, отрываясь от текста, и Роберт рассказал ему все остальное: как девушка опознала дом и его хозяек, как сам Роберт подключился к делу, о решении полиции не давать ход делу после появления статьи в «Ак-Эмме», о своих впечатлениях, о родственниках девушки, о своем открытии, что она неоднократно ездила на автобусе и что как раз в это время по маршруту ходил-таки двухэтажный автобус и, наконец, о том, как он узнал о существовании некоего Икса.

— Ваша задача, мистер Рамсден, разузнать как можно больше об этом Иксе. Как он выглядит, вам расскажет Альберт (он работает в гостинице «Мидленд»), а вот список лиц, проживавших там в тот период. Я не верю в такую удачу, что он опять там появится, хотя всякое бывает. В остальном действуйте по своему усмотрению. Скажите Альберту, что вы от меня. Я его давно знаю.

— Отлично. Я прямо сейчас и отправлюсь в Ларборо. Завтра у меня будет фотография девушки, а пока одолжите мне ваш номер «Ак-Эммы».

— Пожалуйста. А как вы собираетесь достать фотографию?

— Есть способ.

Роберт подумал, что когда девушка пропала, ее фотографию наверняка принесли в Скотланд Ярд, но вряд ли старые коллеги Рамсдена из Управления с готовностью предоставят ему копию, и потому не стал поднимать эту тему.

— Есть шанс, что ее запомнил кондуктор одного из двухэтажных автобусов, — сказал он, когда Рамсден уже уходил. — Это автобусы из управления междугородных рейсов Ларборо, а их гараж на Виктория Стрит.

К половине десятого все собрались в конторе — причем первым пришел Невиль, чем несказанно удивил Роберта. Обычно Невиль приходил позднее всех и позднее всех приступал к работе. Он входил, не спеша раздевался в своей задней комнатке, заходил в контору сказать: «С добрым утром», заходил в приемную поздороваться с мисс Тафф и, в последнюю очередь, заходил к Роберту и стоял, вскрывая пачку с какой-нибудь заумной газетой, приходившей по почте, комментируя скорбное состояние дел в Англии. Роберт уже привык к тому, что по утрам Невиль всегда просматривает утреннюю почту. Сегодня же Невиль пришел вовремя, вошел к себе, плотно закрыл за собой дверь и, судя по шуму выдвигаемых и задвигаемых ящиков стола, немедленно приступил к работе.

Вошла мисс Тафф с блокнотом и в неизменном ослепительно-белом воротничке, и начался обычный рабочий день. Вот уже двадцать лет мисс Тафф приходила на работу в темном платье с круглым отложным воротничком и, если бы она вдруг пришла без воротничка, то выглядела бы дико, почти раздетой. Каждое утро у нее был свежий воротничок, а вчерашний она стирала накануне вечером, и он лежал, готовый к завтрашнему дню. Исключение составляли только выходные дни. Как-то в воскресенье Роберт встретил мисс Тафф на улице и с трудом ее узнал — на ней было жабо.

Роберт работал до половины одиннадцатого и вдруг почувствовал, что, так как завтракал необычно рано, ужасно проголодался, и ему необходимо подкрепиться чем-то более существенным, чем чашка чая с галетами. Он решил выйти и выпить кофе с бутербродом в «Розе и короне». Лучший в Милфорде кофе был, разумеется, в кафе «Энн Болейн», но там всегда полно дам, которые в это время ходят по магазинам. («Как я рада вас видеть, милочка! Как жаль, что вас не было на вечеринке у Ронни! А вы слышали…»), а находиться в таком обществе он не согласился бы ни за какие коврижки. Лучше он пойдет в «Розу и корону», потом купит что-нибудь Шарпам, а после обеда заедет к ним и как можно осторожнее сообщит плохую новость о «Наблюдателе». По телефону ее сообщить нельзя — телефона у них теперь нет. Из Ларборо приехали мастера со стремянками, замазкой и стеклом и быстро вставили новые стекла в окна, но ведь это частная фирма. А почта, как государственное учреждение, приняла информацию о поврежденном телефоне к сведению, но не слишком торопится приступать к ремонту. Поэтому Роберт собирался потратить час-другой на то, чтобы съездить к Шарпам и сообщить им эту новость.

Было еще довольно рано, и в кафе «Роза и корона», отделанном мореным дубом и ситцем, был всего один посетитель — Бен Карли: он сидел за столиком у окна и читал «Ак-Эмму». Роберт недолюбливал Карли и подозревал, что и тот его не слишком жалует, но они были связаны общей профессией (одна из самых прочных связей!), и в таком маленьком городке, как Милфорд, этого вполне достаточно, чтобы быть чуть ли не закадычными друзьями. Поэтому Роберт подсел к нему и вспомнил, что он еще не поблагодарил Карли за то, как он тогда ненароком предупредил его о враждебном отношении к Шарпам в округе.

Карли отложил газету и внимательно посмотрел на Роберта темными глазами, которые казались слишком живыми и словно чужими на типично английском безмятежном лице. — Похоже, они уже выдохлись, — сказал Карли. — Сегодня всего одно письмо, так, сущий пустяк.

— «Ак-Эмма» выдохлась. Зато в пятницу военные действия начинает «Наблюдатель».

— «Наблюдатель»? Неужели и он собрался идти по стопам «Ак-Эммы»?

— И не в первый раз.

— Да, вы правы, — сказал, подумав, Карли. — В сущности, это две стороны одной медали. Ну, ладно. Пусть вас это не тревожит. Тираж «Наблюдателя» всего двадцать тысяч, а может, и того меньше.

— Может быть. Но почти у каждого из этих двадцати тысяч подписчиков есть брат или сват на государственной службе.

— Ну и что? Разве государственные служащие хотя бы раз в жизни пошевелили пальцем, чтобы сделать то, что не входит в круг их обязанностей?

— Нет, но они мастаки валить с больной головы на здоровую. И рано или поздно какому-нибудь всезнайке, сентименталисту или эгоисту, который не знает, куда деться от безделья, вдруг приходит в голову заняться этим вопросом, и он начинает дергать за веревочки. А если на государственной службе дернуть за веревочку, волей-неволей приходит в движение масса фигурок. Джеральд оказывает услугу Тони, Реччи — Джеральду, и так далее до бесконечности.

Карли помолчал и сказал:

— Жаль. Ведь «Ак-Эмма» почти унялась. Еще пару дней, и они совсем бы забросили эту тему. В сущности, они и так уже на два дня выбились из графика. Я не могу припомнить случая, чтобы они так долго обсасывали какую-нибудь тему. Три номера — не больше. Наверно, редакцию завалили письмами, раз они отвели этому делу столько места.

— Наверно, — мрачно согласился Роберт.

— Конечно, для них это просто подарок. В наше время похищение и избиение девушки — большая редкость. Такому десерту нет цены. Если у вас, как и у «Ак-Эммы» в меню всего три-четыре блюда, то весьма сложно угодить своим клиентам. Такой лакомый кусочек, как дело во Франчесе, только в Ларборо увеличил тираж газеты не на одну тысячу.

— Тираж скоро упадет, это как морской прилив. А мне приходится иметь дело с тем, что остается на берегу.

— Не слишком приятное занятие, — заметил Карли. — Вы знаете толстую блондинку с вызывающим бюстом, хозяйку магазина спортивной одежды рядом с кафе «Энн Болейн»? Она еще пудрится такой дикой розовато-лиловой пудрой. Вот это то самое, что остается для вас на берегу.

— Что вы имеете в виду?

— Она, кажется, жила в Лондоне в одном пансионате с Шарпами, и у нее есть премилая история о том, как однажды Марион Шарп в припадке бешенства чуть ли не до смерти избила собаку. Клиенты в восторге от этой истории. Да и завсегдатаи кафе «Энн Болейн». Она там пьет кофе по утрам. — Он искоса взглянул на покрасневшего от, возмущения Роберта. — Само собой разумеется, у нее есть собачка, которая вот-вот умрет от ожирения из-за чрезмерного количества жирных кусков, которые ей перепадают, когда ее толстая хозяйка впадает в сентиментальное расположение духа.

Роберт подумал, что иногда он готов просто расцеловать Бена Карли, несмотря на его полосатый костюм и все прочее.

— Ну ничего, как-нибудь пронесет, — философски заметил Карли с уверенностью достойного сына нации, привыкшей веками лежать и ждать, пока пройдет шторм.

Роберт удивился. Вместе с ним удивлялись и протестовали сорок поколений его предков.

— Не понимаю, что в этом хорошего. Моим клиентам легче от этого не станет.

— А вы что предлагаете?

— Конечно, бороться.

— За что бороться? Вам не удастся привлечь их к суду за клевету, если вы это имеете в виду.

— Нет, про клевету я не подумал. Я предлагаю установить, чем эта девушка действительно занималась все это время.

Карли усмехнулся.

— Только и всего, — выразительно прокомментировал он столь простую формулировку непомерно трудной задачи.

— Да, это не просто, и, может, будет стоить им всего их состояния, но другого выхода нет.

— Они могут отсюда уехать. Продать дом и поселиться где-нибудь в другом месте. А через год об этом деле никто и не вспомнит, разве что в Милфорде.

— Они так не поступят; и я бы им отсоветовал, даже если они и решили бы уехать. Нельзя жить с консервной банкой, привязанной к хвосту, и делать вид, что ее там нет. И потом нельзя допустить, чтобы эта девица с ее россказнями осталась безнаказанной. Здесь дело принципа.

— Вам придется слишком дорого заплатить за ваши дурацкие принципы. Тем не менее, желаю вам удачи. А вы не думали нанять частного детектива? Если хотите, я могу порекомендовать вам одного очень хорошего…

Роберт сказал, что у него уже есть детектив и он уже работает.

По выразительному лицу Карли было видно, что он приятно удивлен подобной оперативностью со стороны консервативной конторы «Блэр, Хэйвард и Беннет».

— Ну, теперь Скотланд Ярду не уберечь свои лавры, — усмехнулся он и посмотрел на улицу. Что-то привлекло его внимание, он с интересом наблюдал минуту-другую и тихо сказал: — Ну и ну!

В его голосе звучало явное восхищение, и Роберт повернулся, чтобы узнать, что вызвало такой восторг.

На противоположной стороне улицы стояла видавшая виды машина Шарпов, выставив на всеобщее обозрение отличное от всех прочих переднее колесо. А на заднем сидении, на своем обычном месте, восседала миссис Шарп с обычным для нее выражением слабого протеста против подобного средства передвижения. Машина стояла у входа в бакалейную лавку, куда Марион, вероятно, зашла за покупками. Похоже, машина только что подъехала, а то Бен Карли заметил бы ее раньше, но неподалеку уже маячили, облокотившись на велосипеды, два посыльных мальчишки и смаковали неожиданное бесплатное зрелище. Количество зевак росло прямо на глазах: люди выходили из магазинов, и новость передавалась из уст в уста.

— Какая немыслимая глупость! — рассердился Роберт.

— Вовсе не глупость, — сказал Карли, не отрывая глаз от сцены. — Жаль, это не мои клиенты.

Он полез в карман за мелочью, чтобы расплатиться за кофе, а Роберт выскочил на улицу. Когда он подбежал к машине, Марион как раз выходила из лавки.

— Миссис Шарп, — сурово сказал он, — вы поступаете крайне неразумно. Этим вы лишь усугубляете…

— Доброе утро, мистер Блэр, — вежливым светским тоном сказала она. — Вы уже пили кофе или, может, пойдете вместе с нами в «Энн Болейн»?

— Мисс Шарп! — сказал Роберт, обращаясь к Марион, которая укладывала покупки на сиденье. — Поймите же, вы поступаете глупо.

— Я, право, не знаю, глупо или нет, но, по-моему, мы должны это сделать. Может, из-за нашей уединенной жизни мы ведем себя как дети, но вдруг выяснилось, что мы обе не можем забыть оскорбления, которое нам нанесли в «Энн Болейн». Это обвинение без суда и следствия.

— Мы страдаем духовным несварением, мистер Блэр, — сказала миссис Шарп. — И излечить нас может только волос собаки, которая нас укусила. То есть чашка изумительного кофе мисс Трулав.

— Но это так неуместно! Неужели…

— Мы полагаем, что в половине одиннадцатого утра в «Энн Болейн» как раз много свободных мест, — едко парировала миссис Шарп.

— Не волнуйтесь, мистер Блэр. Это всего лишь жест. Мы только выпьем символическую чашку кофе в «Энн Болейн» — и ноги нашей больше не будет в этом заведении. — Марион, как всегда, все обращала в шутку.

— Но вы лишь представите им бесплатное…

Миссис Шарп прервала его, не дав ему договорить:

— Мы поняли, что жить запертыми в четырех стенах не можем и не хотим, и поэтому пусть привыкают к этому зрелищу.

— Но…

— Скоро они вдоволь насмотрятся на монстров и перестанут обращать на них внимание. Когда жирафа видишь раз в году — это зрелище, а когда видишь его изо дня в день, он становится частью пейзажа. Вот и мы намереваемся стать неотъемлемой частью милфордского пейзажа.

— Ладно, пусть так, становитесь частью пейзажа. Но пока сделайте мне одно одолжение. — На окнах раздвигались занавески, и выглядывали любопытные лица. — Оставьте вашу затею с кофе в «Энн Болейн», хотя бы на сегодня, и давайте вместе попьем кофе в «Розе и короне».

— Я бы с восторгом выпила кофе в вашей компании, мистер Блэр, но это ничуть не облегчит духовное несварение, столь губительное для моего здоровья.

— Мисс Шарп, я прошу вас. Ведь вы сами говорили, что ведете себя по-детски, и я, как ваше доверенное лицо, прошу вас о личном одолжении — оставьте вашу затею с кофе в «Энн Болейн».

— Это просто шантаж, — заметила миссис Шарп.

— Однако он ненаказуем, — сказала Марион, улыбнувшись Роберту. — Итак, мы идем пить кофе в «Розу и корону». — Она вздохнула. — А я как раз вошла в образ!

— Ну и ну! — раздалось сверху. На этот раз это был не Карли, и в голосе звучало не восхищение, а возмущение.

— Здесь нельзя ставить машину, — сказал Роберт. — Во-первых, это против правил, а во-вторых, машина — чуть ли не главная улика.

— Мы вовсе не собирались оставлять здесь машину, — сказала Марион. — Мы хотели отвезти ее в гараж, чтобы Стэнли посмотрел, можно ли там что-нибудь подкрутить. Стэнли весьма невысокого мнения о нашей машине.

— Надо думать. Хорошо, я еду вместе с вами, и, если можно, давайте поскорее, а то нас задержат за то, что мы тут собрали толпу.

— Бедный мистер Блэр, — сказала Марион, заводя машину. — Как ужасно перестать быть частью пейзажа после стольких лет слияния с ним!

Она говорила без всякого ехидства, с искренним сожалением, но эта фраза больно уколола его, и пока они сворачивали на Син Лейн, пропускали пять лошадей и пони, резво выбегавших из конюшни, и, наконец, не въехали в гараж, он все время думал о ней.

Навстречу вышел Билл, вытирая на ходу руки масляной тряпкой.

— Добрый день, миссис Шарп. Рад вас видеть. Добрый день, мисс Шарп. Здорово вы перевязали Стэнли. Края раны такие ровные, будто их зашили. Вам следовало стать медсестрой.

— Что вы! У меня не хватает терпения на капризы людей. А вот хирургом смогла бы. На операционном столе очень не покапризничаешь.

Появился Стэнли и, не обращая внимания на женщин, которых считал теперь своими людьми, сразу же занялся машиной.

— Когда вы вернетесь за этой развалиной? — спросил он.

— Часа хватит? — спросила Марион.

— Да с ней и за год не управиться, но я постараюсь сделать, что можно, за час. — Он взглянул на Роберта. — Ну что там новенького на скачках?

— Мне советуют ставить на Бали Буш.

— Глупости, — сказала миссис Шарп. — Когда дело доходит до борьбы, потомство Гиппократа никуда не годится. Они ломаются.

Все мужчины уставились на нее в полном изумлении.

— Вы увлекаетесь скачками? — спросил Роберт, не в силах этому поверить.

— Нет, я интересуюсь лошадьми. Мой брат занимался разведением чистокровных лошадей. — Взглянув на них, она коротко рассмеялась. — А вы что, думали, я ложусь спать с Библией, мистер Блэр? Или с книгой по черной магии? Ничего подобного — на сон грядущий я читаю в газете страницу, посвященную скачкам. И я очень советую Стэнли поберечь свои деньги и не ставить на Бали Буш (кстати, эта кляча вполне заслуживает такую жуткую кличку).

— А на кого же тогда ставить? — деловито осведомился Стэнли.

— Говорят, лошади умны хотя бы потому, что не ставят на людей. Но раз уж вы жить не можете без этих глупостей, поставьте на Комински.

— На Комински? — удивился Стэнли. — Да разве у него хорошие шансы?

— Вы вольны сами решать, как распорядиться своими деньгами, — сухо сказала она. — Так мы ждем, мистер Блэр?

— Ладно, — сказал Стэнли. — Поставлю на Комински. Считайте, что десятая часть выигрыша ваша.

Они отправились в «Розу и корону» пешком. Когда после довольно уединенной Син Лейн они вышли на центральную улицу, Роберт почувствовал себя таким же беззащитным, как в детстве во время воздушной тревоги. Тогда ночью ему казалось, что он один на белом свете, и именно на него направлено все зло и спрятаться от него негде. Так и теперь, в солнечный летний день, идя по улице, он чувствовал себя таким же беззащитным под прицелом враждебных глаз. Глядя на Марион, которая с беззаботным видом (во всяком случае, внешне) шла рядом, ему стало стыдно, и хотелось верить, что его смущение не так очевидно. Он старался говорить как можно более непринужденно, но, зная, как легко она читает его мысли, чувствовал, что и на сей раз провести ее не удастся.

В кафе никого не было, только официант, появившийся забрать шиллинг, оставленный на столике Беном Карли. Они уселись за черный дубовый стол, в центре которого стояла ваза с желтофиолями, и Марион сказала:

— Знаете, а нам уже вставили стекла.

— Знаю, мне сказал констебль Ньюзэм, он зашел ко мне по дороге домой. Отличная работа.

— Вы что, дали им взятку? — спросила миссис Шарп.

— Нет, просто я сказал, что стекла выбили хулиганы. Если бы их выбило ураганом, вам бы еще долго пришлось без них обходиться. Ураган — стихийное бедствие, значит, с ним нужно мириться. А вот хулиганство — это совсем другое, с этим нужно что-то делать. Отсюда и новые стекла. Жаль, с остальным все не так легко и просто.

Он не заметил, как изменился его тон, но Марион внимательно посмотрела ему в лицо и спросила:

— Что-то случилось?

— Боюсь, что да. Я как раз хотел сообщить вам об этом. «Ак-Эмма», похоже, исчерпала себя — сегодня всего одно письмо и то довольно сдержанное; и теперь, когда «Ак-Эмме», наконец, надоело дело Бетти Кейн, за него принимается «Наблюдатель».

— Все выше! — сказала Марион. — Прелестная картина: «Наблюдатель» выхватывает факел из слабеющих рук «Ак-Эммы».

— Бен Карли сформулировал это иначе: «Наблюдатель» идет по стопам «Ак-Эммы», — по сути то же самое.

— А у вас есть свои шпионы в «Наблюдателе» мистер Блэр? — осведомилась миссис Шарп.

— Нет, это узнал Невиль. Они собираются опубликовать письмо его будущего тестя, епископа ларборского.

— Ба! — воскликнула миссис Шарп. — Тоби Берн.

— А вы его знаете? — спросил Роберт и подумал: в ее тоне столько желчи, что попади она на полированное дерево, лак тут же бы облез.

— Он учился вместе с моим племянником, сыном моего брата-коновала. Ну, конечно, это он, Тоби Берн. Он все такой же.

— Насколько я могу судить, вы его не слишком жалуете.

— Собственно, я его не знаю. Он как-то приехал на каникулы вместе с племянником, но больше его ни разу не приглашали.

— Вот как?

— Он сделал для себя открытие, что конюхи встают с петухами, и пришел в ужас. Да это рабство, сказал он, и начал агитировать их бороться за свои права. Если вы объединитесь, взывал он, ни одна лошадь не выйдет из конюшни раньше девяти утра. Конюхи потом не один год представляли его в лицах, но мы больше его не приглашали.

— Да, он не изменился, — согласился Роберт. — Он использует все те же методы: чем меньше он знает о предмете своей заботы, тем сильнее любит. Невиль считает, что сделать ничего уже нельзя: епископ написал письмо, а то, что епископ написал, нельзя выбросить как ненужную бумагу. Но я не могу вот так сидеть сложа руки и ждать; поэтому я после ужина позвонил ему и как можно тактичнее заметил, что он занялся весьма сомнительным делом и тем самым наносит вред двум невинным людям. Но я зря все это затеял. Он сказал, что «Наблюдатель» существует для того, чтобы каждый мог свободно высказать свое мнение, и сделал вывод, что я против такой свободы. В заключение я спросил, может, он одобряет и суд Линча — ведь, судя по его поступкам, он как раз его и готовит. Это я сказал уже потом, когда понял, что надежды нет, и перестал быть тактичным. — Он взял чашку кофе, который ему налила миссис Шарп. — Далеко ему до своего предшественника — тот слыл грозой всех грешников в пяти графствах, не говоря уже о том, что это был настоящий ученый муж.

— А как же Тоби Берн получил сан епископа? — полюбопытствовала миссис Шарп.

— Думаю, в его продвижении по службе не последнюю роль сыграл «Клюквенный Соус Коуэна».

— Ну конечно. Я и забыла, кто его жена. Вам с сахаром, мистер Блэр?

— Кстати, вот еще два ключа для ваших ворот. С вашего позволения один я оставлю себе. А другой советую отдать в полицию, чтобы они в случае необходимости могли к вам заглянуть. Считаю также необходимым сообщить вам, что у нас теперь есть частный детектив. — И он рассказал, как в половине девятого утра у входа в контору встретил Алекса Рамсдена.

— Пока никто не узнал фотографию в «Ак-Эмме» и не сообщил в Скотланд Ярд? — спросила Марион. — Я так на это надеялась.

— Пока нет. Но, может, еще сообщат.

— Вот уже пять дней, как ее напечатали. Если бы кто-то узнал девушку, давно бы уже сообщили.

— Вы не учитываете, что некоторые используют старые газеты как обертку. Кто-нибудь развернет сверток с чипсами и подумает: «Да где же я мог ее видеть?» Или газеты постелили на дно ящиков в отеле… Не теряйте надежды, мисс Шарп. С помощью Господа Бога и Алекса Рамсдена мы в конце концов победим.

Она пристально посмотрела на него.

— Вы на самом деле так думаете? — спросила она так, словно столкнулась с новым для себя явлением и пытается его оценить.

— Да, я так думаю.

— Вы верите в торжество справедливости?

— Верю.

— Почему?

— Не знаю. Наверно, потому что по-другому и быть не может. Вот и все мои аргументы.

— А вот я больше уверовала бы в Бога, если бы он не дал Тоби Берну сан епископа, — вставила миссис Шарп. — Между прочим, когда напечатают его письмо?

— В пятницу утром.

— Я просто сгораю от нетерпения.