Онлайн чтение книги Остатки грязи Remnants of Filth
Глава 15 - Взрослые не задают вопросы с множественным выбором

«Генерал Гу, я предлагаю вам два варианта, слушайте внимательно».

***

«Мо Си… князь Сихэ, это...»

Мо Си стиснул зубы, и на его белом лице появилось явное выражение гнева. Его лицо было действительно красивым, но ужасающим в этот самый момент. Его высокий рост позволял ему окидывать взглядом толпу сверху вниз, и когда его острый, словно нож, взгляд должен был остановиться на Гу Мане, он по непонятным причинам быстро отвел его в сторону.

«Князь Сихэ...?»

Мужун Лянь перевел взгляд на него. «О? Сихэ-Цзюнь*, вы только что были в полном порядке, почему вы вдруг вспыхнули?»

*Цзюнь - князь

Лицо Мо Си было угрюмым. Ему очень не нравилось видеть, как Гу Мана загоняют в угол и издеваются над ним, но он не мог объяснить причину этого чувства. Если бы он не сдержался и крикнул «Прекратите!» раньше, то не смог бы объясниться сейчас; к счастью, тогда он сдержался и ничего не сказал. Теперь он мог молча терпеть, стиснув зубы, и медленно произнести:

«...Что за нелепость, пить и искать удовольствия, растрачивая свои жизни в пьяном оцепенении в этом месте».

«...»

«Каждый из вас является ключевым сотрудником Управления по военным вопросам. Тем не менее, вы хороши только в таких подлых выходках».

Он разбил свое предложения на отдельные слова. «Где. Ваше. Чувство. Приличия?!»

«Сихэ-Цзюнь, о чем вы?» В тишине зала медленно произнес Мужун Лянь.

Изначально он лежал, но в этот момент он сел и сказал:

«Гу Ман - предатель, а все присутствующие здесь - дворяне. Они просто дворяне, играющие с предателем - как это может быть нарушением приличий? Разве это достойно презрения?»

Он сделал неторопливую затяжку и продолжил. «Табу князя Сихэ - это ваши собственные табу. Неужели вы собираетесь навязывать их своим подчиненным, ищущим развлечений? Кроме того, это поместье Ваньшу, и Гу Ман принадлежит мне, а эти люди сегодня здесь - мои гости. Даже если ваши достижения беспрецедентны, вы должны понимать, что значит «узнать хозяина собаки, прежде чем бить животное»?»

Его слова были впечатляющими - они не только метко целились в Гу Мана, но и унижали всех остальных до собак Мужун Ляня.

Толпа была довольно пьяна, но даже если бы они были трезвы, Мужун Лянь был двоюродным братом нынешнего императора. Можно было бы дать им смелость десяти человек, но они все равно не посмели бы сказать «нет» могуществу семьи Мужун.

Мо Си, однако, не проникся его словами. Скрестив руки, он встал и холодно сказал:

«Мужун Лянь, Управление военных дел предано не вам, а императору Чжунхуа. Я не хотел бы снова услышать, как вы сравниваете ключевых членов Управления со своими псами».

Он посмотрел прямо в глаза Мужун Ляна: «Держите себя в руках».

«Вы...»

Слова Мо Си, может быть, и были скупыми и прямыми, но они были сокрушительными по своей тяжести, как пара кинжалов, направленных прямо в его сердце.

Во-первых, сегодня высшее военное руководство Чжунхуа носило фамилию Мо. Сам Мужун Лянь тоже был офицером, но его ранг был ниже, чем у Мо Си. Военный закон Чжунхуа был непреклонен, как гора; если бы он действительно разозлил Мо Си, его сразу же привлекли бы к ответственности, даже если бы он был дворянином.

Во-вторых, поведение Мужун Ляня перешло все границы.

Это было еще более смертельно. Ходили слухи, что много лет назад отец Мужун Ляна участвовал в борьбе за трон - покойный император, к счастью, был достаточно великодушен, чтобы пощадить голову своего брата. В результате эта боковая ветвь семьи Мужун стала очень осмотрительной и не смела даже упоминать слова «суверенная власть».

Выражение лица Мужун Ляня изменилось, и только через некоторое время он с усилием успокоился.

«Хорошо. Отлично». Уголок его рта шевельнулся, выдавая намек на холодную улыбку. «Мо Си, у вас есть мужество».

Он пристально посмотрел в глаза Мо Си и через некоторое время внезапно поднял руку. Из его ладони с шипением вырвалось бесчисленное множество лучей света, а кроваво-красный кнут материализовался, как по велению, с треском рассекая воздух и поднимая тучи пыли.

«Считайте, что я оговорился».

Мужун Лянь взмахнул гибким кнутом и медленно обошел вокруг Мо Си, его глаза сияли презрительным и завистливым светом.

«Сихэ-Цзюнь несравненно строг со своими подчиненными, и его дисциплина в отношении них чрезвычайно суровая. Сегодня и я был просвещен».

«Итак...»

Он сделал паузу, в его глазах отразилось небольшое сияние от кнута.

«Я научусь этому, чтобы дисциплинировать этих глупых рабов!»

Как только он закончил говорить, кроваво-красный духовный хлыст внезапно вырвался и обрушился на нескольких нервных слуг, стоящих в углу!!!

«А-а!»

«Господин, господин, не сердитесь...»

Крики боли и мольбы достигли его слуха. В глазах Мо Си мелькнула тяжела эмоция, становясь все темнее.

Хотя он мог занимать высокое положение, Северная пограничная армия под его командованием представляла собой батальон крестьян, в обучение которых Гу Ман когда-то вложил всю свою жизнь. Эти крестьяне вели тяжелую жизнь без гроша в кармане и были в основном рабами по происхождению.

Мо Си рано подружился с Гу Маном, а после пережил смертельную опасность вместе с этими людьми. Он хорошо знал их тяготы, и именно поэтому, несмотря на свой высокий статус, он никогда не был жесток к тем, кто был ниже его по положению, не брал силой и не издевался над ними.

Тогда, после ранения Гу Мана, император, чтобы предотвратить появление еще одного предателя, подобного Гу Ману, хотел приказать уничтожить оставшуюся Ублюдочную армию, насчитывавшую семьдесят тысяч человек, и запретить рабам Чжунхуа обучаться совершенствованию в духовных школах.

Именно он тащил свое больное, еще не выздоровевшее тело, чтобы стоять на коленях в тяжелом снегу несколько дней и ночей подряд, только чтобы убедить императора пощадить эту армию, которую оставил Гу Ман, не уничтожать ее остатки, не лишать рабов Чжунхуа права на культивирование.

«Остальные рабы в армии не собираются предавать народ. Зачем императору семьдесят тысяч мертвых голов?»

Император был в ярости. «Они еще не стали предателями, но значит ли это, что они не станут предателями в будущем?! Все они были обучены Гу Маном! Кладка предательских яиц, которые только и ждут, чтобы вылупиться! Сихэ Цзюнь, ты уже забыл о боли, когда твоя рана затянулась?»

Она еще не зажила. Под повязкой, обмотанной вокруг груди, из раны сочилась кровь.

Но он все еще помнил Гу Мана в молодости, сидящего на стоге сена и хрустящего яблоком, который улыбался ему.

«В этих девяти регионах и двадцати восьми странах только пять стран, которые признают Чжунхуа столицей, готовы позволить нам, имеющим рабское происхождение, заниматься культивированием. Было бы хорошо, если бы в будущем их стало больше».

«Даже если в Чжунхуа нет ни одного раба, ставшего чиновником, до тех пор, пока император позволяет нам заниматься культивированием, всегда будет шанс на лучшую жизнь».

«Я хочу сделать себе имя, мы все этого хотим».

«Мы лишь умоляем того, кто на троне о снисхождении...»

Мо Си закрыл глаза и сказал:

«Прошу императора разрешить мне возглавить семидесятитысячную армию рабов».

Император усмехнулся.

«Позволить тебе, чистокровному дворянину, взять под свое командование кучку ублюдков Гу Мана? Как ты собираешься их обучать? Будут ли они подчиняться тебе? Кроме того, как ты можешь гарантировать, что эти волки и тигры не станут такими же, как их прежний хозяин, и не направят свои копья на дворец Чжунхуа в будущем?!»

Мо Си посмотрел прямо в глаза императору и сказал: «Я готов дать небесный обет!»

Император ахнул: «...Что ты сказал?!»

«Я готов принести небесный обет».

«......»

Небесный обет - это клятва, которая не может быть изжита временем, ее можно дать только один раз в жизни. Договор отнимал десять лет от жизни того, кто давал обещание. Если человек отступал от своего слова, он навлекал на себя беду и погибал. Но даже если бы он всю жизнь строго придерживался своего обещания, он никогда не смог бы вернуть десять лет своей жизни.

Именно из-за строгости правил очень немногие на этой земле давали небесный обет.

Но Мо Си поклялся.

Дав этот обет, он использовал десять лет своей жизни, чтобы пообещать никогда не позволить этому остатку армии рабов восстать, пообещать, что он останется верным императору и Чжунхуа на всю свою жизнь.

Только ради того, чтобы предательство Гу Мана не пролило еще больше невинной крови.

Только ради того, чтобы Чжунхуа мог сохранить за рабами право на культивацию духа.

Почти никто не знал об этой жертве, знали только, что императора посетило странное вдохновение, и он передал армию Ублюдков, оставленную Гу Маном, под командование чистокровного дворянина. Когда он только принял командование, солдаты Ублюдочной армии тайком называли его за спиной «отчимом», критикуя его излишнюю строгость, отстраненность, его привилегированное происхождение, что он даже не может понять страдания таких тяжелых людей, как они.

Но никто из них не знал, что сделал этот привилегированный молодой господин, который «не мог понять страдания тех, кому тяжело», чтобы оставить их в живых. Чтобы те, кто родился в таких же обстоятельствах, как Гу Ман, не были заклеймены клеймом, которое никогда не позволит им прославиться.

Десять лет его долголетия - обещание на всю жизнь.

Этот «отчим», которому пронзили сердце, жил между ними, как человек, не принадлежащий ни к той, ни к другой стороне.

По правде говоря, он сделал все, что можно было сделать.

Просто никто об этом не знал.

Однако Мужун Лянь был осведомлен об этом деле. Ведь он был рядом с императором.

Он лично видел, как Мо Си умолял пощадить тех рабов. Он лично слышал, как Мо Си давал клятву, кланяясь на снегу.

Он знал, что Мо Си сочувствует этим рабам.

Поэтому, когда Мо Си перечил ему, а он не мог выместить свой гнев на генерале империи, он стал крайне бесстыдным и жестоко бил беспомощных рабов. Он бил их до тех пор, пока кровь не брызнула во все стороны, а их крики не прекращались.

Мужун Лянь рассмеялся. Его бледное и худое лицо исказилось от презрения и ненависти. Он смеялся, хлеща своих слуг, и в его словах, обращенных к Мо Си, таился умысел:

«Жалкий раб всегда будет жалким рабом. Они с рождения были обречены на то, чтобы в их жилах текла грязная кровь; какое имя они могут себе создать?»

«......»

Сбоку Юэ Чэньцин тихонько прищелкнул языком. «Все-таки наркотический дурман - это страшно, я должен сказать своим братьям, когда вернусь, чтобы они не курили его, несмотря ни на что. Это были всего лишь слова, как князь Ваньшу может  настолько обезуметь?»

После порки своих слуг, ярость Мужун Ляня все еще не утихла, его взгляд остановился на Гу Мане, стоявшем в стороне.

Как его предыдущий хозяин, Мужун Лянь отслеживал все пересечения Гу Мана с Мо Си за последние годы. Хотя у него не было прямых доказательств, он чувствовал, что отношения Мо Си и Гу Мана были странными.

Подумав об этом, в сердце Мужун Ляня зародилась злая мысль, и он в мгновение ока перенаправил кнут и треснул им по оцепеневшему Гу Ману!

Бедный Гу Ман не успел среагировать, как хлыст Мужун Ляня обхватил его талию, зацепил его, когда он был застигнут врасплох, и легко подбросил его прямо перед Мужун Лянем.

Мужун Лянь схватила его за подбородок, заставляя повернуться лицом к Мо Си. Его длинные и узкие глаза феникса были полны злого умысла. «Давай, давай, Гу Ман, посмотри на этого человека перед тобой, ты все еще узнаешь его?»

Гу Ман моргнул со звериной настороженностью.

«Ничего страшного, если ты забыл, позволь мне сказать тебе. Ты тогда не говорил этого, но я могу сказать, что, хотя ты и называл меня господином, в глубине души ты действительно хотел оставить семью Мужун, чтобы припасть к ногам великого господина Мо и стать его верным псом».

Лицо Мо Си потемнело. «Мужун Лянь, что это за безумие?!»

«В каком смысле я безумен? Сегодня я встретился с князем Сихэ после долгой разлуки и не приготовил никаких подарков. Как насчет этого, я проверю его намерения, если он все еще хочет следовать за тобой, я подумаю о том, чтобы удовлетворить твои интересы и отказаться от этого своего любимого раба, ты не против?» Мужун Лянь обхватил плечо Гу Мана и повис на нем.

«Я даже придумал, как его проверить. Я поделюсь им с тобой сейчас...»

«Мужун Лянь!»

Мужун Лянь уже был в туманной дымке от дурмана; протянув палец, он приложил его к губам и продолжил ерничать. «Шшш, не сердись, дай мне закончить то, что я хочу сказать. На самом деле это очень весело».

Пока он говорил, он опустил голову, чтобы спросить Гу Мана: «Генерал Гу, я даю вам два варианта ниже, слушайте внимательно».

«Честно говоря, мне всегда было противно ваше лицо, и я очень хочу его изуродовать. Но если вы можете помочь мне с этим человеком». Он указал на Мо Си: «Если ты поможешь мне отрезать одну из рук этого человека».

Он приблизился к уху Гу Мана и со смехом сказал низким голосом, чтобы все слышали: «Я пощажу тебя».

Как только он это произнес, даже мертвецки пьяные люди очнулись и, открыв в шоке опущенные глаза, уставились на них троих.

«Что только что сказал князь Ваньшу...»

«Он хочет руку генерала Мо?»

Юэ Чэньцин все время бил себя по лбу, бормоча: «Я мог бы и не приходить», а потом закричал: «Ваншу-Цзюнь, старший брат Мужун!!! Вы выкурили слишком много дурмана! Ваш разум помутился! Есть ли лекарство, которое может вас отрезвить?! Я пойду и  принесу его!»

Повиснув на ничего не понимающем Гу Мане, Мужун Лянь полностью проигнорировал слова юноши, и ухмыльнулся. «Как насчет этого, Гу Ман, ты сделаешь это?»

С щелчком хлыст в его руке превратился в кинжал, сияющий холодным светом.

Он прижал его к щеке Гу Мана.

«Отруби ему руку или позволь мне изрезать твое лицо - разве твой мозг не поврежден? Хотел бы я посмотреть, какой выбор ты сделаешь?»

В сердце Мо Си закрался холод.

Мужун Лянь вовсе не была пьян!

Было очевидно, что с теми способностями, которыми Гу Ман обладал сегодня, он не представлял никакой угрозы, даже если бы он выхватил кинжал, он бы ни капли не пострадал. Этот ход Мужун Ляня был лишь для того, чтобы проверить, действительно ли Гу Ман потерял память, и посмотреть, насколько высоко Гу Ман о себе думает.

«Считаю до трех».

Кинжал с силой прижался к лицу Гу Мана; еще немного, и прольется кровь.

Гу Ман не издал ни звука, повернув голову, он почти равнодушно смотрел на кинжал Мужун Ляня.

«Один…»

Кровь Мо Си ринулась по телу быстрее по собственной воле.

Он действительно хотел немедленно остановить действия Мужун Ляня. Но с другой стороны, он не мог удержаться от желания узнать, что же сделает Гу Ман?

На самом деле у Мо Си были подозрения, и он думал, что повреждение мозга Гу Мана могло быть притворством.

Если бы мозг Гу Мана действительно был поврежден, он не мог бы колебаться из-за своей звериной природы. Если бы он действительно был таким, как сказал Ли Вэй, и его подсознание считало его волком, то между самозащитой и нанесением вреда другим, волк, несомненно, выбрал бы последнее.

Если это так, то почему Гу Ман не сделал никакого движения, чтобы напасть?

Атмосфера стала еще более напряженной.

Мужун Лянь хохотал. Юэ Чэньцин кричал. Толпа уговаривала его. В зале витал аромат благовоний, похожий на аромат дурмана. Перед глазами Мо Си быстро промелькнули лица Гу Мана из прошлого. Спокойное. Светлое. Озабоченное. Ледяное.

Они проносились мимо в мешанине красок, сверкая, словно чешуя большой рыбы, и в каждом луче света отражались прошлые личности Гу Мана.

Они всплывали, как прекрасные сны:

«Давно не виделись, Мо-шиди. Могу ли я сесть рядом с тобой?»

«Ты хочешь гнить вместе со мной?»

«Я действительно убью тебя...»

Эти воспоминания проносились мимо, громко, как ревущие пороги, каждое из них проносилось мимо него, пока голос Мужун Лянь, наконец, не пронзил его насквозь, вернув к реальности.

В этот момент перед глазами оставалось только спокойное, слегка нахмуренное лицо Гу Мана.

«Два...»

Невероятно, но Гу Ман все еще не двигался.

Почему он не хочет спасаться сам?! Разве он не был волком по своей природе и не мог ничего вспомнить? Тем более что в прошлом он был так жесток с ним, уже проткнул его штыком, он должен был, должен был...

«Три!»

«Прекратите!»

Мо Си сразу же отреагировал, свет и электричество сплелись в его руке. Магическая печать вырвалась из его ладони и устремилась к поднятому кинжалу Мужун Ляня!

Слишком поздно...

Кинжал вонзился в щеку Гу Мана, хлынула свежая кровь!

Глаза Мо Си расширились.