Онлайн чтение книги Остатки грязи Remnants of Filth
Глава 36 - Взаимная любовь

Когда Мо Цзюнь впервые вошел и увидел двор, он понял, почему Мужун Чуи предупредил, что открытый огонь здесь запрещен, иначе все взорвется.

Двор действительно находился в критическом состоянии: по всему саду валялись обрезки дерева, сера и уголь, полуготовые доспехи, а под одной только верандой было разбито более десяти "бамбуковых воинов".

Элегантного и утонченного Бессмертного это не волновало, и он повел их к водоему в глубине двора. Вода в пруду была настолько прозрачной, что можно было рассмотреть, что в ней утонуло несколько мелких предметов, таких как перстень и застежка для волос из белого нефрита.

Юэ Чэньцину стало любопытно: "Что это - пруд богатства?"

Мужун Лянь сузил глаза: "Твой четвертый дядя похож на человека, который совершает разумные поступки?"

Юэ Чэньцин предпринял редкий шаг, чтобы возразить Ваншу Цзюню, скрестил руки на груди и вызывающе сказал:

"Почему мой четвертый дядя не может быть разумным?"
"Ты говоришь глупости, разве не знаешь, какая у него репутация, ты забыл?"

Юэ Чэньцин рассвирепел: "Мой четвертый дядя очень силен!"

Мужун Лянь любит наступать людям на хвост.

Раньше Юэ Чэньцин не сопротивлялся, но когда он возмутился, Мужун Лянь стал еще более агрессивным.

Он даже позабыл о своей привычке курить, дразня его.

"Величие и слава - две разные вещи". Он сказал, указывая на Гу Мана, который был привязан к бамбуковому воину: "Разве этот человек не силен? Но его слава разве не смердит до небес?"
"Вы... Вы...!"

Щеки Юэ Чэньцина надулись от гнева. Он действительно был самым темпераментным сыном Чжунхуа, и был один момент, который не стоило трогать, и это был его четвертый дядя.

Юэ Чэньцин боготворил своего дядю почти бездумно с самого детства, поэтому он придержал свой язык на полдня и крикнул Мужун Ляню: "У вас хватает смелости говорить, что другие люди смердят! Брат Мужун, ты сам воняешь!"

Мужун Лянь: "…"

Какая странная вещь: солнце вышло с запада, маленький князь Юэ может проклинать, и такие вот его проклятия?

Вероятно, удивление пересилило все остальное, и Мужун Лянь не отозвался ни словом в течение полудня.

И в этот момент Мужун Чуи повернул свое лицо в сторону и сказал: "Это Пруд Трансформации Сна. Бросьте в него предмет с духовной энергией, и вода в бассейне станет золотой".

Мо Си спросил: "А потом?"

"Затем возьмите нефритовые чаши у бассейна, и если человек выпьет чашу, то заснет и увидит сон о каком-то прошлом событии, связанном с этим предметом".

Когда Мужун Чуи закончил говорить, его два тонких белых пальца держали рукоять меча Хуншао.

Вероятно, он также подумал, что Ваншу Цзюнь и Юэ Чэньцин слишком шумные, и даже не спросил их, а посмотрел только на Мо Си: "Я брошу это".

Он думал, что Мо Си не был ворчливым человеком, и что это был всего лишь жест вежливости, чтобы сказать что-то.

Но неожиданно Мо Си оживился и остановил его.

Мо Си кивнул подбородком в сторону Гу Мана: "А что будет с ним, когда мы уснем?"

"Хорошая мысль".

Мужун Чуи взмахнул рукавом и слабо сказал: "Формация Сюань У, поднимайся".

Когда он произнес эти слова, трава во дворе внезапно зашуршала, и из бамбуковых деревьев и цветов, а также из тех, что упали на землю, поднялись бамбуковые воины, скрипя и двигая суставами, один за другим, выпрыгивая и окружая Гу Мана группой из более чем пятидесяти единиц, и их число все еще увеличивалось.

Мужун Чуи сказал: "Даже если бы он был богом, он точно не смог бы вырваться из этого окружения в течении одной палочки благовоний".

И Мужун Чуи, и Мо Си любят использовать слова "абсолютно", "точно" и "определенно" в разговоре с людьми, и раз уж он сказал, что пленник точно не сможет сбежать, то должен быть уверен на сто процентов.

Мо Си посмотрел на этих бамбуковых воинов, повернул голову, чтобы посмотреть на Пруд Трансформации Сна, и сказал: "Давайте начнем".

Когда Хуншао упал в пруд, вода мгновенно окрасилась в золотистый свет.

Мужун Чуи взял три нефритовых кубка в форме лепестков и листьев лотоса себе, Мужун Ляню и Мо Си соответственно.

Юэ Чэньцин была вне себя: "...Где мой? У меня его нет?"

Мужун Лянь задорно рассмеялся: "Эй, твой четвертый дядя смотрит на тебя свысока и не берет тебя на прогулку".

Юэ Чэньцин повернул голову, как глупая собака, и моргнул, глядя на своего дядю.

Его дядя проигнорировал его и сам одним махом выпил содержимое чаши. Вода в Пруду Трансформации Снов была настолько мощной, что он едва успел проглотить последний глоток, прежде чем заснул на краю бассейна с повисшими вниз руками.

"Четвертый дядя?»

Видя его несчастный взгляд, Мо Си снова зачерпнул нефритовый кубок, оставленный Мужун Чуи, и передал его Юэ Чэньцину, которого, наконец, взяли поиграть и он деловито взял его.

Он поблагодарил Сихэ Цзюня, булькнул и выпил всю золотую воду окунувшись с головой, а потом тоже опустился на четвереньки и заснул.

Мо Си и Мужун Лянь не стали медлить, и когда вода из пруда проникла в их тело, он также закрыли глаза и уснули…

Сначала все было темно, как будто в ловушке густой, темной ночи.

Вдруг в какой-то момент до их ушей донесся слабый звук свиста меча и песнопения.

Мо Си не нужно было даже смотреть, потому что этот звук был хорошо ему знаком. Именно такой звук издавал Ли Цинцянь, когда сражалась бок о бок со стаей демонических волков.

В то время Меч Разделяющий Воды не был таким совершенным, как позже, но каждое движение было таким же мощным и четким, как и его аура.

Под звон меча Разделяющего Воды постепенно начал проступать свет, и окружающий пейзаж постепенно становился полупрозрачным и ярким.

Первоначально это был небольшой деревенский дом, и поздней весной в саду цвели абрикосы.

Ли Цинцянь, которому, вероятно было около двадцати лет, танцует с мечом во дворе, его зеленая заплатанная одежда развевается и колышется от его движений.

Но он был не один: с ним сражалась юная девушка в грубом алом платье.

Она двигалась деликатно и легко, вращаясь и уклоняясь так, что трудно было разглядеть ее лицо.

И только когда ее сдержал острием меча Ли Цинцянь, она остановилась с улыбкой и надулась.

"Брат, сегодня я смогла выдержать на двадцать твоих ударов больше. Почему бы тебе не сделать мне комплимент?"

Ли Цинцянь сказал с легкой улыбкой: "Хун Шао* очень хороша".

[*красный пион]

...Так, Хун Шао было именем девушки.

Хун Шао не успокоилась: "Такими словами ты хвалил меня в прошлый раз, неужели нет других?"

Ли Цинцянь беспомощно рассмеялся: "Тогда... ты самая умная?"

"В прошлый раз ты уже говорил так, подумай еще раз!"

Он сказал: "Мне жаль, мне жаль".

Только тогда Мо Си смог хорошо рассмотреть ее лицо, но ей было около 17 или 18 лет, с кожей как цветок лотоса, тонкими ивовыми бровями и маленькой родинкой в уголке глаза.

Мо никогда не умел хорошо распознавать женские лица, но она показалась ему знакомой, и только спустя долгое время он понял, что эта девушка немного похожа на пропавших женщин.

Возможно, он должен сказать, что все пропавшие женщины немного похожи на нее: у некоторых такие же носы, у некоторых такие же губы, а у некоторых темные родинки на конце глаза.

Ли Цинцянь убрал меч, поднял руку и наморщил лоб: "Не могу думать, не хочу". Он сказал и повернулся, чтобы вернуться в дом.

"Эй, ты, стой! Ты просто не обращаешь внимания!!!"

Хун Шао погналась за ним, подпрыгивая и обижаясь:

"Ах!!! Старший брат Ли непоследователен! Ты больше не любишь меня!"

Во дворе за ней с лаем следовала маленькая юркая собачка, и непонятно, подбадривает ли она ее или соревнуется с ней за голос.

"..."

Мо Си никогда не чувствовал себя комфортно с женщинами, и если со спокойствием принцессы Мэнцзэ все в порядке, то такая девушка, как Хун Шао, может оказаться в десятке его самых страшных кошмаров.

Но глядя на нее, Ли Цинцянь думал, что она очень мила, и в его словах не было нетерпения.

Заглянув дальше Мо Си стало ясно, каковы их отношения.

Оказалось, что эта Хун Шао была молодой девушкой, сбежавшей из дикой местности, и Ли Цинцянь подобрал ее, когда путешествовал в провинции Фуйи. Когда он встретил ее, ему было восемнадцать, а ей пятнадцать. Они путешествовали вместе три с половиной года и теперь были близкой и неразлучной парой.

Но и Ли Цинцянь и Хун Шао не имеют опыта в любви, и Ли Цинцянь нуждается в помощи.

Хотя Хун Шао кажется шумной, на самом деле она очень чистая девушка, которая прячет свои признания в сердце и никогда не осмеливается их произнести.

И хотя их чувства друг к другу очевидны для всех, оба они глупы и не знают, как сказать друг другу об этом.

Однажды Хун Шао выпила слишком много вина и подняла глаза на стол, уставившись пустым взглядом на Ли Цинцяня, который читал свиток при свечах.

Глядя на руку Ли Цинцяня, лежащую на краю свитка, она вдруг не удержалась.

Он тихонько придвинулся немного, потом еще немного, и вдруг ее сердце и кровь всколыхнулись, и она собрала достаточно мужества, чтобы коснуться его руки.

Ли Цинцянь на мгновение опешил, не в силах говорить, и посмотрел на нее расширенными глазами. Но он увидел Хун Шао с раскрасневшимися щеками и жарким задором, которая смотрела на него глазами, полными звезд.

"Старший брат…"

Вполне логично, что один из них должен быть достаточно смелым, чтобы сломать стену, чтобы поделиться своими чувствами.

Но когда Хун Шао посмотрела на красивое и элегантное лицо Ли Цинцяня, она вдруг стала робкой.

Она задавалась вопросом, действительно ли она заслуживает его?

Три года назад, когда он подошел к ее замерзающей, голодной фигурке и протянул руку отвратительной, покрытой струпьями девочке, он стал ее братом, ее богом с небес, ее возлюбленным.

По ее мнению, брат Ли хорош во всем: симпатичный, добросердечный, хорошо владеет заклинаниями и имеет хороший голос.

Самый лучший во всем, кроме отсутствия денег.

Хотя внешность у нее неплохая, она глупая девочка, не умеет ни читать, ни писать, глупая и бестолковая, она много ест, и за один прием пищи может съесть в два раза больше, чем ее брат Ли.

Чем больше она думала об этом, тем печальнее становилась, а мужество, которое она успела набрать, растаяло именно в этот критический момент.

Смелость ушла, но рука все еще держит его руку.

Тогда должно быть соответствующее оправдание, верно? Ты не можешь сказать "извини, старший брат, я думала, что твоя рука - это чашка с чаем, и взял не то".

Поэтому Хун Шао действительно придумала паршивую отговорку, которая не смогла обмануть даже Мо Си - она улыбнулась и сказала: "Сыграй со мной в рукопашную!"

Ли Цинцянь: "..."

"Давай, давай играть! Давайте посоревнуемся, кто сильнее!"

Он выдернул свою руку из ее ладони, опустил ресницы, а затем беспомощно сказал: "Разве мы не устроили вчера соревнование, кто умнее?"

"Да, так что сегодня это будет, кто сильнее".

Ли Цинцянь напряженно улыбнулся: "Что за странная идея снова пришла тебе в голову? Каждый день? Тогда в чем ты хочешь соревноваться завтра?"

"Давай завтра сравним, кто красивее!"

Хун Шао сказала, внезапно вскочив и выхватив перо, лежащее у книги Ли Цинцянь, добавив два штриха на собственные губы: "Брат смотри, вот так!"

Ли Цинцянь смотрел на нее яркими глазами, делая вид, что поглаживает бороду, и ей было весело и тепло на душе.

Она ему тоже нравилась, но так же, как она считала себя глупой и слишком прожорливой, Ли Цинцянь считал, что он скучный и слишком мало зарабатывает, поэтому в душе он всегда думал, что такая умная и симпатичная девушка, как Хун Шао, не должна постоянно страдать с ним.

На самом деле, когда Хун Шао начала следовать за ним, это вызвало в нем чувство беспомощности.

"Девочка, я спас тебя только потому, что случайно увидел, как ты рухнула на обочине дороги, очень больная. Не то чтобы я хотел, чтобы ты мне чем-то отплатила…"

Голос Хун Шао был громким, как гонг, но она была такой маленькой, что когда Ли Цинцянь шел быстро, ей приходилось спотыкаться за ним в своих маленьких разбитых башмачках, объясняя на бегу:

"Старший брат, старший брат, я знаю, я знаю! Ты не хочешь, чтобы я отплатила, но я хочу отплатить сама…"
"Ты можешь остаться в медицинской школе, разве я не попросил лекаря? Он готов взять тебя в качестве младшего ученика. Если ты действительно хочешь отплатить мне, то следуй за ним и учись хорошо, ты также сможешь лечить и спасать людей в будущем, разве это не хорошо?"
"Это нехорошо!"

Хун Шао подпрыгивала от волнения.

"Я продала свое тело, чтобы похоронить отца! Ты похоронил моего отца, ты спас меня, ты даже оказал мне медицинскую помощь, мне все равно! Я хочу идти за тобой, я хочу идти за тобой, я хочу идти за тобой, я хочу идти за тобой, я хочу идти за тобой, я хочу идти за тобой, я хочу идти за тобой!"

К концу было похоже, что кричал маленький сумасшедший.

Когда Ли Цинцянь увидел, что с этой маленькой больной кошкой на самом деле так трудно справиться после того, как она восстановил свои силы, он не смог удержаться от головной боли и зашагал быстрее.

Она была настолько нетерпелива, но ее разбитые башмачки постоянно спотыкались и мешали ей бежать за ним.

Поэтому она просто сняла их и одной рукой бросила в Ли Цинцяня, присев на корточки и крича.

"Не уходи! Тогда я не буду тебе возвращать долг!"

Ли Цинцянь: "..."

Слезы катились по ее маленькому грязному личику: "Я не отплачу тебе! Я буду есть и пить, я буду зависеть от тебя, хорошо? Старший брат, не оставляй меня одну".

Говоря это, вытирая капли слез и подавляя рыдания.

"Ты оставил меня в медицинской школе, я тупая и неуклюжая, я ничего не могу делать... Через несколько дней, что если доктор снова продаст меня? Я уже была передана в три семьи, как невеста, маленькая служанка, дочь-крестница, я даже не знаю, кто я теперь…"

Чем больше она плакала, тем больше выла, ее сорванный голос дрожал, слезы катились по грязи, грязные ноги елозили по грязи.

"Не оставляйте меня, я не хочу, чтобы меня перевели в четвертый дом, ауууууууу…"

Когда она сказала это, что еще мог сделать Ли Цинцянь?

Он происходил из королевства Ли Чунь, одного из самых слабых королевств на Кюсю, и его страна была зажата между несколькими варварскими державами, часто страдая от напряжения войны.

И когда демоны и злые духи выходили наружу, не было великих культиваторов, которые пришли бы им на помощь, чтобы подавить их. Ли Цинцянь наблюдал, как насиловали и убивали его мать, а его отца зарезали.

Он был единственным в ветхом доме, ему едва исполнилось десять лет, он дрожал от страха в глубине шкафа со своим только что отнятым от груди братом на руках, слезы текли по его лицу, но он зажимал брату рот, чтобы тот не закричал.

Но эти люди были настолько духовно сильны, что как они могли не знать, что в доме прячутся двое детей?

Дверь шкафа открыли пинком, и он и его брат были вытащены двумя большими, крепкими руками, когда полетели щепки. Он держался за брата и не хотел отпускать, но его били и проклинали со смехом.

"Можно ли забрать этих двух мальчиков, чтобы сделать из них лекарства?"
"Не похоже, что они унаследовали от своей старой матери родословную бабочки, и слезы, которые они проливают, не того цвета…"
"Тогда просто убей его! Срезай траву и не оставляйте следов!"

В то время Ли Цинцянь даже не понимал, о чем они говорят, и не понимал, что такое дар бабочки.

Он только видел, как обнаженное тело его матери завернули в атлас какие-то люди и унесли его неизвестно куда.

Он плакал и кричал, хотел пойти за трупом матери, но не мог отпустить своего младшего брата на руках.

Горячий дым, пахнущая кровью жижа, смех негодяев - все плясало перед ним в безумном танце и посреди хаоса раздался внезапный "бах".

Бирюзовый свет меча одним ударом уничтожил нескольких культиваторов, забрызгав их кровью пол дома на несколько метров!

Затем в дверях появился человек в зеленом, покрытый золотой маской. Против света дня он перешагнул через тела погибших от меча и вошел в дом.